-/-/-

— Какая ирония: Бог ваш, всемогущий, милостивый, Отец и Создатель, хранитель жизни и рая, проклял весь ваш род человеческий в столь далекие времена, что сама Тьма не вспомнит. Какая злая ирония! Вас проклял Отец за грехи не ваши, а Адама и Евы, и цель проклятия уничтожить вас, и единственный способ искупить вину — смерть ваша. Как же злы шутки вашего Бога! Он позволил вам выжить, несмотря на Тьму, несмотря на потерянную цивилизацию, но вы все равно умрете. Насколько азартен Бог! Король рабов и зассанных заик!..

-/-/-

— И сколько, думаешь, эта штуковина в высоту?
— То, что от неё осталось, или то, насколько она была рассчитана? — дед хрипло хихикнул, вытирая лицо и старческую лысину влажной от пота тряпочкой. Аномальная для основного континента жара является на Оскол довольно обычной климатической картиной, хотя находятся они не так далеко от большой земли да и северные, в конце-концов, острова. Но ничто, ничто не может здесь помешать солнцу выжимать из людей последние соли, а как показало время, нет ничего губительнее для преклонных лет змеелова^[3], как эта погода. Но историк-архитектор Майалав демонстрирует поразительную бодрость на фоне своих более молодых товарищей: Дино, самого что ни есть настоящего атланта в возрасте двадцати четырех лет, на которого легла вся тяжелая работа в экспедиции, и Чипапайа, не менее классического представителя змееловов и выполняющего работу везде пролезающего исследователя благодаря своей миниатюрности.
— Метров пятьсот, не ниже, — над маленькой исследовательской группой повисла гробовая, но преисполненная восхищением тишина. — Мне кажется, наши предки ещё задолго до Тьмы пытались дотянуться до небес. По-другому нельзя объяснить, зачем они строили столь... исполинские дома, — голос Майалава заметно дрожал: и то ли от восторга, то ли от страха того, во что его фантазия превращала руины. Восстанавливая настолько, насколько хватало его воображения.
— Только не говори мне: ты веришь в то, что наши предки прилетели сюда на огромном ковчеге? — Дино посмотрел вниз на старика, приподняв в удивлении брови. Чапапайа закатил глаза, вздохнул и продолжил возиться со снаряжением, все на сто раз проверяя: ему совсем не хочется рухнуть вниз хотя бы с трех метров, что говорить о руинах высотой в сто пятьдесят метров.
— А во что ты, невежда, веришь? — сказал он скрипучим голосом, — В дракошу белого? — и на этот раз хрип раздался со стороны Майалава. — А! А может в Бога? — тут его тон стал откровенно насмехающимся.
— Зачем ты так? Я же не высмеиваю ваши попытки создать новую человеческую породу, — Дино насупился и отошел в сторону телеги с грузом, явно не желая продолжать разговор. Чапапайа было открыл рот, чтобы начать возмущенную проповедь о научном вкладе подобных попыток, однако дед вовремя выдал ему подзатыльник.
— Не обижай маленьких, сколько раз тебе говорил.
— Да какой он, к черту, маленький? В нем два метра росту и двадцать четыре года!
— Чапа, ты в школе не учился что ли? — маленький человечек умолк, наматывая на руку канат. — Только ты не начинай обижаться, мне хватает одного атланта в своей экспедиции. Давай сначала низ исследуем. Чует моё сердце, там что-то интересное точно должно быть!
— Надеюсь, до первого этажа не аналогичную сотню метров придётся перелопатить, — змееловец усмехнулся и, как всегда, резко и без предупреждения ринулся во мрак руин.
— Вот же шкода, — Майалав покачал головой и с улыбкой пошел успокаивать расплакавшегося от обиды Дино.

-/-/-

— Какая муха тебя укусила? — спросил старик, оглядывая растерзанное крысиное тельце. Буквально минуту назад внимательность Майалава и быстрота действий Дино остановили Чапапайа от того, чтобы он сожрал сырое, сомнительного качества мясо. Малец, удивленно взглянув сначала в лицо атланта, который крепко его держал, потом переведя взгляд на архитектора, почмокал губами, словно бы пробуя на вкус то, что собирался произнести, но так ничего и не сказал, лишь судорожно вздохнул и расслабил руки, которые впивались ногтями в плечи захватчика.
— Парень, ты знаешь, как я отношусь к наркотикам, и я не против, если ты изредка ими балуешься, но мы сейчас изолированы.
— Что? — чуть ли не пискнул Чапапайа, — Я не принимаю...
— Конечно, конечно, — покивал старик, — а пальцы с руками у тебя просто так трясутся время от времени, и ходишь тут во время сна, болтая с кем-то, тоже просто так, — говорил он с нажимом, — я уже молчу про то, что жрать нормальную еду ты не хочешь, а вот до крысы вдруг стал очень охотен! — Майалав резко встал, закинул труп крысы в даль не целясь, вытер руки об платок и кинул его пареньку. И пока взрослые собирали вещи — утром они собирались уже выходить в путь обратно к дирижаблю — Чапапайа погрузился в собственные мысли и так и замер на двадцать минут, сидя на коленях и прижав ко рту платок.

-/-/-

— Да кто же ты? — прохрипел Майалав, пытаясь отдышаться и при этом не уронить ножны - все, что осталось от меча Дино. И самого Дино тоже.
— Мы, — скрипучим голосом сказали они, захлебываясь от крови во рту Чапы, — МЫ! — взвыли они и Чапапайа закашлялся. Ему было тяжело дышать: легкие прожигала собственная красная жидкость, барабанные перепонки, казалось, лопались от давления, пуская кровь из ушей, а глаза застелила Тьма — та самая, живая. И старик тоже плакал: он видел мучения своего друга, он видел, как тот разрывал брюхо Дино, который, пожалуй, спросонья даже не сразу понял, что за лицо перед ним, а потому уже побелевшие глаза мертвеца преисполнены немого ужаса. Чапапайа все понимал, что делал, но не мог остановиться.
Раздался звериный истошный крик. Удар и треск. Майалав только и успел что занести ножны для очередного удара по челюсти человека, когда безумец схватил его за ноги, свалил наземь и навис над ним. Змееловцу в глаза вглядывались две бездонных черных дыры, в которых, казалось, копошились черви: они падали ему на лицо, ища ходы внутрь. Он понимал, какая смерть его ждет, и даже немного позавидовал быстрой, хоть и жестокой смерти Дино.
— ИМЯ НАМ ТЕБЕ НЕ НУЖНО, — прошептали они.

-/-/-

..— Посему тебя, змий проклятый и легион диавольский, заклинаем Богом Живым, — звериный крик сотрясает стекло, — Богом истинным, — рука с флягой воды рассекает воздух сначала сверху вниз, после поперек, — Богом святым, — брызги воды вновь попадают на бледную кожу, практически сразу испаряясь со змеиным шипением, — прекрати обманывать людей и изливать на них яд вечного проклятия; перестань вредить Церкви и свободу Ее облагать оковами. Изыди, измыслитель и хозяин всякой лжи, враг спасения человеческого! — скрип веревок заставил двух крупных мужчин дернуться к одержимой, прижимая её к стулу. Священник, одетый в черное строгое пальто, невзирая на опасность, приблизился к Ииде, наклонившись к ней и оказавшись лицом от её лица в десятке сантиметров.
— Именем Господа, я приказываю тебе: скажи мне имя своё! — сказал он громко и четко, властно, как только может это сделать человек после трех часов безуспешного экзорцизма. Но в ответ на этот раз вместо проклятий он получил блевоту. Все трое отринули от смеющийся и булькающей женщины, выгибающей шею под неестественным углом, как бы того и желая, чтобы хрустнули кости.
— Держите её, мать вашу! — завопил священник, когда увидел, что вытворяют бесы с телом жертвы. А она все смеялась, смеялась, смеялась, весело оглядывая собравшихся вокруг людей. Экзорцист вытер лицо шарфом, кинув себе под ноги, чтобы тварь не смогла воспользоваться им во время ритуала и все сорвать к чертям.
— Не скверно-о-ословь, — протянула хриплым и механическим голосом Иида. Она очень долго пыталась смутить своего мучителя посредством поддержания зрительного с ним контакта, хотя из её глаз давно текла черная смола и сами они были до краев полны ей. Вспухшие и покрасневшие. И ей было весело, пока не пришло осознание, что экзорциста не пошатнуть, поэтому в последние минуты в поведении проглядываются черты отчаяния и паники. Она вообще не может завладеть никем из этой комнаты. Это сводит демона внутри неё с ума. Священник это видел и радовался душой, что скоро все закончится, остался лишь последний рывок. Это также понимал и исполнитель.
— Братик! — внезапно раздался девичий испуганный голос и чистые голубые глаза, полные слез и боли, взглянули прямо в душу третьему помощнику, Александру, что, как и подобало инструкции, был одним из родственников жертвы. — Братик, мне больно! Мне очень больно, помоги мне, умоляю, прекрати это! Что я тебе сделала, чем обидела? Прости меня, брат, умоляю прости! — смекнув, чего добивается бес, исполнитель точным и быстрым ударом головой ломает нос Алексу и последний падает навзничь.
— ТЫ БУДЕШЬ ГОРЕТЬ В АДУ, — хор голосов вырывается из глотки Ииды, глаза её вновь застелены непроглядной тьмой и теперь заглядывают в душу последнему, не позволяющему ей освободиться от веревок, — ЭТО Я ТЕБЕ ГОВОРЮ, — кричат они, — ЭТО МЫ ВСЕ ТЕБЕ ГОВОРИМ, ЭТО ГОВОРИТ ТЕБЕ ИЕЗУИТ, ХОЗЯИН НАШ, ГОСПОДИН НАШ!
— Да восстанет Бог...
— И СГНИЮТ СЛУГИ ЕГО! — визг.
— ...и да бегут от лица Его ненавидящие Его!
— ПЛЮЮТ В ЛИЦО! — зубоскалят.
— Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня...
— ТАК МРАЗИ БОЖЬИ БУДУТ СОЖРАНЫ! — вопль.
— Вступись, Господи, в тяжбу с тяжущимися со мною...
— В МАТЬ ТВОЮ ЗАСАДИЛ СЕМЯ УБИЙЦА ДЕТЕЙ! — смех.
— Да постыдятся и посрамятся ищущие души моей...
— ТЕБЯ НЕ ЖЕЛАЛИ ТЫ ДЕРЬМО ОТ МАТЕРИ ШЛЮХИ СВОЕЙ! — ликуют.
— Да обратятся назад и покроются бесчестием умышляющие мне зло...
— Тебе же это нравится, — шепотом произнес один единственный голос и в темноте блеснули два огня в бездонных глазах.
Выстрел.

-/-/-

Ланар и Дасгер сидели на мраморных разбитых ступеньках и докуривали третью или четвертую трубку крепкого табака, наплевав на все табу гребанной Церкви. Они молчали очень долго, ибо никто не хотел говорить о том, что произошло там, в комнате, во время последней попытки изгнать демонов из тела двадцатипятилетней женщины, и о том, что они говорили. Им достаточно было знать, что это «что-то» крайне отвратительно, ибо Ланар раньше никогда не пропускал целую строчку из псалма. Допустить такую ошибку подобно смерти. Этот случай не стал исключением.
— Надо бы её сжечь, не стоит затягивать, — Дасгер имел плохое зрение, поэтому согласный кивок Ланара узнал только по шевельнувшимся золотистым кудрям. Порой его посещала мысль, насколько они мягкие и упругие, эти локоны. Да что врать, посещала очень часто за последние пять лет путешествий с этим молчаливым и невыносимо хмурым атлантом. — Думаешь, это была правда: то, что она нам рассказала про Оскол? — не удержался и спросил инквизитор, крайне неохотно поднимаясь на ноги и проверяя на месте ли револьвер.
— Понятия не имею. Раньше такого не было, — хмыкнул, — они не из тех, кто будет трепаться не по делу, — пояснил экзорцист, шумно выдыхая через нос зеленоватый дым.
— Мало ли, вдруг им захотелось...
— Захотелось? — желтые глаза впились в Десгера, как змея цепляется взглядом за мышь, — ты слышал их? Это не просто бесы. Там сидел кто-то ещё, имеющий своё имя, которого ни в одном писании или хрониках изгнаний не упоминалось! — повысил голос Ланар, — кто-то пытается не просто навредить людям. Кто-то пытается прийти к нам, — уже перейдя на шепот, он пытался скрыть страх в голосе. — Не спроста он рассказал нам о прошлом, — золотистые локоны вновь зашевелились на голове и атлант направился в сторону дома, достав спички. Инквизитор, переваривая услышанное, молча поспешил за ним.
Зайдя в комнату они обнаружили все также лежащее тело брата жертвы с пустотой внутри и доносящимися оттуда звуками хлюпанья копошащихся насекомых; кровь на полу и стенах, ошметки мозгов, вот только вместо женского тела с дыркой в голове они нашли лишь надпись на стене возле разбитого окна, которое до их ухода оставалось целым.
«ОН РЯДОМ».
_____
^[3] Змееловы — народ на юге материка, живущих рядом с сумеречным лесом. Имеют средний рост, серую кожу, глаза и волосы, худощавое, но жилистое тело. Алхимики (только чистокровные представители народа), создатели химер. Убежденные скептики.

p.s. если кто запутался: первый абзац является началом предпоследнего и события в них происходят через два века после пандемии одержимости, которая началась спустя полгода после событий, описанных абзацами 2-5.